Опубликовано: Ноябрь 19, 2011
Ориентализм в западноевропейском искусстве XIX века ( продолжение 2)Тяготение к документализму, так или иначе, прослеживается у всех художников, приобщившихся к традиции ориентализма, ведь кроме оттачивания живописного мастерства и желания творческого самовыражения, ими двигал азарт путешественников, жадный интерес ко всему тому, что открывалось их взору в чужых странах, и желание запечатлеть для современников и потомков образы экзотического Востока. Джеймс Тиссот. Жизнь в Египте. 1886 – 1894. (Дублин, Национальная галерея Ирландии)
Французский мастер Джеймс Тиссот, друг Уистлера и Дега, был художником необычайной судьбы – к ориентализму его подвели религиозные чувства. После того, как в 1855 году ему было видение Господа в церкви Сен-Сюльпис (кстати, он это запечатлел в картине «Внутренний голос»), художник решил отправиться на Ближний Восток, чтобы изображать святые места. План этот ему удалось осуществить лишь в 1886 году. Результатом долгих странствий стали более 300 рисунков, десятки картин и обширная подборка иллюстраций к Ветхому Завету. Одним из выдающихся деятелей французского романтизма был прославленный Эжен Делакруа. Его занимал огромный диапазон тем, сюжетов и образов, отдал дань своим дарованием он и течению ориентализма. Произведениям Делакруа по заслугам принадлежит почетное место во всемирной истории мировой культуры, и в рамках небольшой статьи невозможно осветить все грани его творчества и художественного наследия. Обращение Делакруа к ориентализму было изначально вдохновлено творчеством Байрона, и, кроме того, он был страстным любителем батальных сцен, и Восток давал множество поводов для реализации этого увлечения. Одни из первых его работ в рамках ориентализма отличаются некоторой вычурностью колористического многоцветия, они - словно бы зарисовки к сказкам Шахерезады, в них много вымышленного, но освященного блистательным талантом и мастерством. Таков «Курящий турок» - фигура показана нарочито плоскостной, а одежда ярка и узорчата, и потому образ в целом вызывает ассоциации с восточными коврами и книжными миниатюрами. Но как чутко уловлен отведенный в сторону взгляд, погруженный в размышления и словно бы застывший в этих мыслях на мгновение, как длинная трубка в неторопливых руках!  Эжен Делакруа. Курящий турок. 1824 – 1825. (Париж, Лувр). В 1832 году Делакруа сопровождал Французскую дипломатическую миссию в Марокко, и впечатления от этой поездки долгое время насыщали его творчество яркими и свежими образами, обогатилась и палитра художника. После путешествия в его ориентальных работах появляется больше жизненной убедительности, разнообразие тем и художественных решений. Эжен Делакруа. Еврейские музыканты Могадора. 1847. (Париж, Лувр) Эжена Делакруа манил не только собственно мусульманский Восток, но также и жизнь еврейских общин внутри исламского мира, быт и культура «народа Книги», воспетого ещё великим Рембрандтом в ряде его выдающихся портретов. Не оттого ли будто рембрандтовская светотень сгущает драматизм в картине Делакруа «Еврейские музыканты Могадора»?... Среди типично ориенталистических сюжетов можно выделить сюжет курения. Ведь это один из значимых элементов исламской культуры, курение кальяна – одно из изысканных удовольствий Востока, пришедшееся по душе и европейцам. Коран запрещает строго-настрого употреблять алкоголь, но зато на курение нет запрета! А что не запрещено, то, сами понимаете, можно! Так и зародилась целая «курительная» культура – кальяны украшались драгоценными камнями, изысканной и высокохудожественной чеканкой, курительные комнаты расписывались многоцветными узорами, словно бы служа напоминанием о сладостном и вожделенном Рае. И земной рай для курильщиков показывает зрителям итальянский мастер Аттилио Симонетти в своей картине, написанной карандашом и акварелью. Аттилио Симонетти. Арабский интерьер. 1871. (Частная коллекция) Удивительно красивы порой типажи восточных людей, а в лицах женщин Востока кроется таинственность, в них взращивается с юных лет восхитительная женственность и скромность, во взгляде таится одновременно бурная страсть и готовность быть покорной мужу. И эту красоту чутко ощущает глаз художника. Образ женщины с ребенком, созданный Леоном Бонна, вызывает ассоциацию с Девой Марией, Мариам, как называет Её имя Коран. Леон Бонна. Женщина с ребенком. 1870. (Байон. Музей Леона Бонна) Фигура женщины величественна и прекрасна, она – образ-символ истинной женственности и возвышенной красоты, дарующей вдохновение, чувственность, восторг, наслаждение…саму жизнь! Эта картина – гимн восточной женщине и идее материнства. Другой тип женственности – в картине Моро «Клеопатра». Это роковая красавица, дерзкая, холодная, осознающая своё величие. Образ Клеопатры вобрал в себя многогранный комплекс идей и чувств, литературных и историко-культурных ассоциаций, философских представлений. Гюстав Моро. Клеопатра. 1887. (Париж, Лувр). В картине Моро присутствует и элемент игры, театрализации. Кажется, перед нами не сама Клеопатра, а актриса, мастерски играющая эту роль на фоне изящно замысловатых кулис. Основная идея художника – в поэтизации самого процесса творчества, в широте зрительских ассоциаций и в игре со зрительским воображением. Огюст Ренуар. Арабский праздник. 1881. (Париж, Музей Д’Орсэ) К концу XIX столетия возникают новые художественные течения, под влиянием бурных исторических перемен меняется и художественное видение мастеров живописи, художники пересматривают устоявшиеся представления о принципах, целях и сущности изобразительного творчества. Одним из крупных новых явлений в живописи становится зарождение импрессионизма. Приверженцы импрессионизма провозглашают ценность мимолетного впечатления, они ставят свежесть видения, подвижность зрительского восприятия выше выверенности деталей, классической ясности и четкости изображения. Зримо и ощутимо передано Огюстом Ренуаром хаотичное движение толпы, белизна словно бы изваянных из света стен мечети, сам гул и веселие народного праздника в пестром и буйном движении красок, в круговерти динамичных импрессионистских мазков, передающих всплески живых эмоций и стихию радости. … Так, в XIX столетии ориентализм стал отчасти воплощением многих романтических тенденций, отчасти – подлинным гимном красоте дальних стран и столь самобытных народов. С другой стороны, ориентализм был сознательной или неосознанной пропагандой колониальной политики, а то и вовсе исполнением «политического заказа» буржуазии, увлеченной экзотикой и тешащей себя мыслью о широте новых владений, о грандиозности завоеваний, о грядущей исторической славе и, в то же время, о насущной повседневной выгоде от сказочных богатств Востока. Сезам, открытый и покоренный, грабился все новыми разбойниками и авантюристами, и, казалось бы, загадка его разгадана, но, подобно молчаливому сфинксу, застывшему в своем таинственном величии, Восток представал перед европейцами все более сложной загадкой. И художники, и поэты Европы были очарованы богатствами восточных культур, и сам великий И. В. Гете, прекрасно осознававший свою выдающуюся роль в мировом литературном наследии, в восторге удивлялся: «Надо же, персы из всех своих поэтов за пять веков признали достойными только семерых, но среди тех, кто не вошел в их число, есть такие, которые намного превосходят меня». То же ощущали и художники, побывавшие на Востоке, и открывшие там неиссякаемый источник вдохновения...  Уилльям Хольман Хант. Сфинкс. (Престон, Музей Харриса). Покорение территориального пространства и несметных сокровищ шло с попеременным успехом, тогда как бездна пространства ментального оставалась бездной – манящей своей неизведанностью, пугающей своей глубиной, будоражащей воображение красотой, завораживающей вековой тишиной и приводящей в отчаяние своей непознаваемостью. «Крестовый поход» к священным тайнам, к внутренней красоте, к повседневной и к духовной жизни исламского мира был доступен только искусству – и этот путь проделали западноевропейские художники ориенталисты, проникнувшие в духовный Сезам и, ослепленные красотой увиденных сокровищ, подчас остававшиеся там навсегда. Наследие ориентализма XIX весьма неоднородно и обширно. Не было практически ни одного западноевропейского художника, который был бы равнодушен к теме Востока, к его краскам и образам. И мыслящая творческая интеллигенция Запада обращалась к искусству и культуре Востока, подобно страннику, желающему выведать тайны судьбы у величественного вечного Сфинкса. И словно Сфинкс, мудрый Восток не спешил открывать все свои тайны и сокровища, как материальные, так и духовные, но художникам, под силой их вдохновения и мастерства, удалось увидеть и осознать многое в странах и культурах разных народов Востока. Элиху Веддер. Вопрошатель Сфинкса. (Бостон, Музей изящных искусств). Наследие ориентализма XIX неизмеримо и до сих пор мало и весьма фрагментарно изучено историками искусства. (Наблюдательный читатель наверняка заметил, что не было в данной статье упоминания о хрестоматийной теме образов гарема – этой увлекательной теме посвящена отдельная статья). В рамках данной статьи невозможно было бы опубликовать и рассмотреть весь имеющийся на данный момент в научном обороте материал. Да и более серьезное и глубокое исследование, сколь бы подробным оно ни было, не может претендовать на абсолютную завершенность. Работы художников развеяны по многим музеям и частным коллекциям мира, и в небольшом американском, арабском или даже австралийском городке, в местном художественном музее, редко посещаемом случайными туристами или скучающими школьниками, может висеть до сих пор нигде не публиковавшийся и неизвестный шедевр. Поэтому, исследование этой темы никогда не будет полностью завершено, а сокровища этого «Сезама» - неисчерпаемы… © wm-painting.ru, Лукашевская Яна Наумовна (искусствовед, независимый арт критик, куратор выставок) это продолжение статьи Ориентализм в западноевропейском искусстве XIX века начало статьи здесь Ещё: Арабский восток в живописи 
От: © wm-painting.ru, Лукашевская Яна Наумовна, -
-
Скрыть комментарии (1)
Похожие темы:
|
Мне кажется, что эти картины довольно скучные. Не впечатлили
1