Опубликовано: Октябрь 13, 2011
Ориентализм в западноевропейском искусстве XIX века ( продолжение)
Луис Хагх (литография), Дэвид Робертс (акварель). Цитадель Каира. 1838 – 1839 (Лондон, Музей Виктории и Альберта). Литография «Цитадель Каира» исторически и документально точно, как фотография, воспроизводит облик цитадели. Зритель, впервые увидевший этот вид на литографии, несомненно, испытывает ощущение желания проникнуть внутрь цитадели. Художник мастерски уводит вдаль взгляд зрителя, разворачивая перспективу, и взор скользит по склону холма, по кромке крепостных стен, все дальше уходя вглубь картины, увлекаясь изысканно и досконально выписанными деталями, любуясь величием устремленных ввысь минаретов. Композиция картины динамична, перед нами не застывший сфотографированный взглядом художника вид, а исполненный движения сюжет. Тогда как взор зрителя устремлен вглубь полотна, караван верблюдов на переднем плане тянется изнутри картины, двигаясь навстречу зрителю. Создается эффект, как будто мы сидим в едущем поезде, смотрим в окно, а на параллельной полосе поезд едет в противоположном направлении, и на мгновение нам кажется, что мы вовсе не двигаемся. Так, завороженный этой искусной внутренней динамикой, чуткий зритель ощущает необыкновенное чувство «покоя в движении», наслаждаясь красотой каирской цитадели.
Необычный художник Жуль Лоренс стал ориенталистом по воле судьбы, и, наверное, благодаря этому и смог в полной мере реализовать свой талант. Ведь начинал он как подмастерье у своего брата в небольшом городке Карпентраш, а приехав в Париж, стал салонным живописцем – одним из многих, писавших заурядные сюжеты для заурядной праздной столичной публики. В 1845 году он претендовал на получение стипендии для работы в Риме, куда стремились все живописцы, чтобы вдохновляться античностью и совершенствовать своё мастерство, изучая наследие древнего Рима и так же лучшие творения мастеров эпохи Возрождения. Стипендии ему не дали, эта заветная мечта о работе в Риме не сбылась. Зато географ Шавьер Оммеир де Элль дал ему работу в своей научной экспедиции в Турции и в Персии. Открыв для себя совершенно иной мир, далекий и от дешевых салонных вкусов, и от академических условностей, и от вожделенного Рима, Жуль Лоренс выработал неповторимую художественную манеру, легкую и одновременно тяготеющую к подробной трактовке деталей, изящную, но без напыщенного лоска и свободную от повествовательной утомительности. За время своего путешествия по Турции и Персии и после него, под диктовку воспоминаний и на основе беглых набросков, он создал неисчислимое количество этюдов и целостных картин, большая часть которых хранится в библиотеке Школы Изящных искусств в Париже, в музее Д Орсэ и в библиотеке его родного городка Карпентраш.  Жуль Лоренс. Дворец Французской Миссии в Тегеране. 1846 – 1849 (Частная коллекция) В своей картине, изображающей дворец Французской Миссии в Тегеране, Лоренс проникается самой сутью искусства Востока – орнаментального, красочного, полного медитативного покоя, проникнутого ощущением музыкальности и поэтичности. Это словно бы вид с какой-то иранской миниатюры! Переливы розовато-сиреневых тонов, мерцающий зеленый и персиковый цвет одежды сидящего мужчины на переднем плане. Особая трактовка архитектурных кулис – зритель смотрит на внутренний дворик со стороны аркады. Пространство внутреннего двора трактовано объемно, тогда как сами стены плоскостные, они словно бы фриз, обрамляющей тихую и неторопливую жизнь. Художник передает нам своё восхищение созерцанием не только этого вида, но и самой изобразительной традиции Востока, Лоренс воплощает здесь частичку собственной души и неповторимого индивидуального художественного видения. Жуль Лоренс. Руины дворца Асрафа. 1880-е. (Карпентраш, Библиотека Ингуимбертин) Так, Лоренс, посетив Восток, насытил свое творчество новыми богатыми впечатлениями, достиг подлинной высоты самовыражения в произведениях, созданных в русле ориентализма. Вид руин дворца Асрафа показан в обрамлении высокой стрельчатой арки. Поэтичное и пронзительное чувство бренности мира и его ускользающей красоты столь близко восточной литературе, культуре в целом, и столь тонко прочувствовано и передано художником, словно в живописи он переводит нам строфы Омара Хайама: «Земная жизнь – на миг звенящий стон. Где прах героев? Ветром разметен, Клубится пылю под палящим солнцем… Земная жизнь – в лучах плывущий сон». Художнику посчастливилось побывать в Курдистане, горном краю, где живет свободолюбивый народ, на протяжении всей своей истории отстаивающий в кровавых схватках своё право на независимость, ведь «курдский вопрос» до сих пор не нашел решения. И вот в этом неприступном горном краю Лоренс нашел подлинное вдохновение. Его взор восхищают и теснящиеся друг к другу домики внутри окольцевавшей их крепостной стены, и крепость на вершине скалы, словно бы вырастающая из гигантской глыбы. Жуль Лоренс. Скалы Ванн в Курдистане. 1880 (Париж, Музей Д’Орсэ) Вернувшись со своего путешествия, всю жизнь оставался Жуль Лоренс в плену увиденных образов, все его дальнейшее творчество черпало вдохновение в чистом источнике вечного Востока. Шарль де Тоурнемин. Турецкий дом в Адалии. 1856. (Париж, Музей Д’Орсэ) Для живописи романтизма было свойственно искать необычные экстраординарные сюжеты, но так же и новые живописные решения, и поиск на границе нескольких жанров и направлений. Так, работа Шарля де Тоурнемина «Турецкий дом в Адалии» являет собой пример совмещения пейзажного и бытового жанров. Художник показывает сценки из повседневной жизни, достаточно четко обрисовывая и представляя зрителю сюжеты будней турецкого дворика. И вот мы видим, как забавляются дети, кормящие птиц прямо с крыльца дома, как женщины раскладывают белье для сушки на стенах, как увлеченно слушают чей-то рассказ люди, сидящие в тени внутреннего двора и дерева с раскидистыми ветвями. Колорит пейзажа, с переливами теплых тонов, оживленных яркими лучами солнца, оставляет у зрителя ощущение наслаждения солнечным теплым днем и неторопливым ритмом жизни. Напоенный лучами солнца пейзаж представляет нам и Азоау Маммери, уже не в Турции, а в Марокко. Эта страна может называться и арабской, и североафриканской и приатлантической, она самая западная из «восточных» стран. В Марокко переплелись влияния многих культур – расслабляющий воздух, вдохновляющий горизонт и либеральная душа Атлантики, уютность и теплота вместе с безудержным темпераментом Средиземноморья, бунтарский дух и самобытность северной Африки, созерцательная углубленность, искренняя религиозность и духовность арабского мира. Все это словно бы звучит в красках Азоау Маммери, когда он изображает летящих птиц, далекие вершины гор, необъятную даль небес, теплоту солнечных бликов, нагромождение маленьких белостенных домов, старинную и неприступную крепостную стену и одинокого путника с верблюдами, решившими отдохнуть, исполненными грациозного спокойствия и величия. Азоау Маммери. Вид города Фес. Середина 19 в. (Париж, Музей Д’Орсэ) Величественные в своей простоте и простые – в своем величии пейзажи Алжира были созданы гением Густава Гуйллаумэ, посетившего эти места в 1862 году, очарованного и восхищенного ими. Пейзаж «Вечерняя молитва в Сахаре» написан с огромным уважением к искренней вере, к самобытному образу жизни местного населения, с их высокой духовностью и гармонией со столь суровой природой пустыни. Художником прочувствовано сочетание безыскусности внешних условий жизни с огромным внутренним потенциалом народа, живущего среди пустыни. Вера в Бога, устремленность к Вечному, становится опорой для будничной жизни людей. Гуйллаумэ передал мистическое ощущение слияния души человека и божественного начала мира, ощущение, которое неоднократно воспето исламскими поэтами и религиозными деятелями. Так, мистик начала Х века Халладж, писал: «Бог – свидетель! Солнце не всходит и не заходит без того, чтобы Твоя любовь не соединилась с моим дыханием. Без того, чтобы Ты не участвовал в моей беседе с другим, и чтобы в грусти или в веселии, я не воззвал к Тебе» (Халладж «Мистические поэмы»). Фигуры людей настолько гармонично вписаны в пейзаж пустыни, что художник передает ощущение их этой гармоничной связи с окружающим пространством. Все пространство пейзажа делится на две части по диагонали из верхнего левого угла в нижний правый: бескрайнее небо с одной стороны, и пустыня – с другой. Пустыня – такая же стихия, как небо, степь или океан. И люди пустыни спокойные, гордые, красивые и добродушные, но, в то же время, и способные взяться за оружие и броситься в беспощадную схватку, чтобы защитить своё достоинство и право на независимость. Непринужденность и грация, скромное очарование юных девушек пустыни вдохновляла художника. И здесь в окрестностях Басры ведут разговор девушки, набирающие воду в кувшин у реки. В этой будничной нелегкой работе проходит их жизнь, они полны покоя, они радуются жизни, красоте окружающего мира, они верны и преданы Богу всей душой и живут по Его законам. Густав Гуйллаумэ неоднократно выставлял свои работы на салонах Парижа, но его картины не были оценены по достоинство праздной салонной публикой, зато в среде востоковедов, религиозных деятелей и знатоков культур Востока, работы его пользовались большим спросом и вызывали неподдельный интерес. Произведения Гуйллаумэ отличаются проникновенностью и чувством сердечного тепла по отношению к чужым краям и уважением к восточным народам. Но не все художники испытывали подобные же чувства. Некоторые, путешествовавшие по странам Востока, напротив, поддавались «культурному шоку» и были склонны замечать отнюдь не самые привлекательные стороны жизни. Многое на Востоке их пугало, вызывало отвращение, просто обескураживало и оставалось непонятым, чуждым и непринятым. Многогранным по своим интересам и талантам был художник, поэт, публицист и юрист Эжен Фроментин. Однако же он, несмотря на присущую ему чуткость и наблюдательность, остался холоден к красоте Востока, зато весьма наглядно показал отрицательные стороны жизни там. Начав свою карьеру как успешный юрист, правовед Фроментин решил стать художником Фроментином. Впервые он открыл для себя ориентализм через знакомство с работами других французских художников, в особенности, с произведениями Александра Декампа. Декамп являл собой художника, впитавшего веяния романтизма и в то же время отличавшегося спокойной созерцательной внимательностью к реалиям. Он строил динамичные композиции и порой выдавал «бушующий» колорит, создавая полные оживления и оптимизма работы. К примеру, знаменитое «Окончание учебного дня в турецкой школе». Декамп любил Турцию, его занимали сцены из повседневной жизни людей. Александр Габриэль Декамп. Конец учебного дня в турецкой школе. 1836 (Париж, Лувр). В работах Декампа – продуманность композиции, густые мазки, внутренняя экспрессия и наблюдательность. Его образы ясны, понятны и близки зрителю, и все же в них есть внутренняя манящая тайна. Так, перед нами турецкий купец, в типичной для турецкого магазинчика обстановке, сидит, погрузившись в свои мысли, и то ли он обдумывает бухгалтерию, то ли размышляет над смыслом жизни, то ли молится Господу, куря длинную трубку и медленно перебирая четки своими длинными морщинистыми пальцами. Александр Габриэль Декамп. Турецкий купец, курящий в магазине. 1844. (Париж, Музей Орсэ) Работы Александра Декампа послужили отправной точкой становления талантов в области ориентализма для многих художников следующих поколений, в том числе и для Фроментина. Будучи приемником поколения художников романтизма, Фроментину по его натуре, однако, были чужды романтические принципы, и, осознанно или нет, он более тяготел к документальности и к натуралистичности изображаемого. Приобретя базовые знания и навыки живописи, приобщившись к уже существовавшей на тот момент сформировавшейся ориенталистической художественной традиции, Фроментин пошел своим собственным путем. Он отправился в Алжир, сравнительно долго там путешествуя и делая наброски для будущих полотен. Впоследствии он опубликовал несколько альбомов этюдов и создал ряд картин, почти документально, но весьма сухо, запечатлевших повседневную жизнь местного населения. Эжен Фроментин. Марокканские похороны. 1853. (Париж, Лувр) Скорбная сосредоточенность фигур, скудность внешней обстановки, суровые и какие-то однообразные выражения лиц, - все это дано в диссонансе с мажорной в целом колористической гаммой в картине «Марокканские похороны». Женщины безликой гурьбой в белых траурных одеяниях, окутывающих все тело, показаны на втором плане, их фигуры словно бы сливаются с монотонным фоном выбеленных солнцем каменных стен. Эжен Фроментин. Земля жажды. 1869. (Париж, Музей Д’Орсэ) В картине «Земля жажды» художник показывает отчаянное положение людей, мучающихся без воды на раскаленных песках пустыни. В отличии от Гуйллаумэ, Фроментин не идеализирует пустыню, как некую стихию, в гармонии с которой веками существовали местные жители. Фроментин показывает пустыню как землю, где царит мучительная смерть, безысходность, жажда. Пессимистический документализм Фроментина, к счастью, разделяли далеко не все. © wm-painting.ru, Лукашевская Яна Наумовна (искусствовед, независимый арт критик, куратор выставок) начало статьи продолжение статьи Ещё: Арабский восток в живописи 
От: Лукашевская Яна Наумовна, © wm-painting.ru, -
-
Скрыть комментарии (1)
Похожие темы:
|
Как всегда - интересно. Люблю узнавать новую информацию. Спасибо.
1