Живописность в графике
С самого начала мы провели границу между графикой и живописью, чтобы отметить самостоятельность этого вида искусства. Однако з действительности между видами изобразительного искусства действуют не только центробежные, но и центростремительные силы. В частности, живопись может тяготеть к пластике и к графике, когда того требуют образные задачи, и точно так же графика приближается до некоторого предела к живописи, изображая предметы и пространство в многих тональных градациях и переходах. Характерен литографский рисунок «За водой» д. Пахомова из серии «Ленинград в дни блокады». Художник, пользуясь мягким литографским карандашом, передает облик бесконечно усталых, но продолжающих жить и сопротивляться людей, дает почувствовать и холодную атмосферу зимнего дня, и большое пространство, и блеск чайника, и тяжесть одежды, и все это лишь тонкими градациями и оттенками серо-свинцового тона.
Понятие «живописности» в графике приобретает особый смысл, связанный со своеобразной техникой работы. Надо сказать, что основные графические средства: линия, пятно, штрихи, когда они заметно выражены сами по себе, оставляют ярко выраженное впечатление рукотворности. В таком случае произведение графики воспринимается как запечатленный на плоскости процесс сотворения образов людей, событий рукой художника, как творческое усилие, преобразующее неживую материю — абстрактные точки, штрихи, линии и т. д. — в движение жизни. Чтобы острее подчеркнуть процесс становления, художник нарочито оставляет в изображаемых формах недосказанность, незавершенность.
Такого рода живописность очень показательна для изобразительного языка гениальных офортов Рембрандта. Сюжет «Жертвоприношения Авраама» навеян библейским сказанием о том, как старец Авраам после долгих молитв и жертв, принесенных богу, чтобы спасти поля от охватившей их страшной засухи, решается принести в жертву собственного сына Исаака. Старец уже заносит нож, когда с неба стремительно слетает ангел, посланный богом, и останавливает его руку. Для Рембрандта этот сюжет — точка схода первородных человеческих чувств. Раскрывая глубину, искренность и естественность этих чувств, он избегает вычурных мелодраматических жестов, оставляя за внешней характеристикой действия лишь самое необходимое. Зато с каким поразительным искусством беглые линии намечают предназначенное жертве стройное юношеское тело, какое горе затаилось в черных глазницах и прорези рта Авраама, как мягка и милосердна удерживающая рука ангела. И с какой эмоциональной свободой и точностью, одним только характерным для него почерком трепетных, мятущихся штрихов и линий, словно ставшим вдруг зримым дыханием жизни наполняет Рембрандт всю сцену.
Часто художники пользуются одновременно и линией, и тоном, то затемняя формы пятном, то подчеркивая их острой линией. Блестящим мастером подобного рисунка был Э. Дега, изображавший танцовщиц и остро передававший характерные профессиональные особенности их фигур. Много больших мастеров создала советская школа реалистического станкового искусства. Каждый из них внес немало ценного в общую культуру рисунка, но, не имея здесь возможности характеризовать мастерство целого ряда очень разных художников, остановимся для примера на некоторых работах В. Горяева. При лаконичном линейном рисунке, иногда с незначительным применением тона, Горяев очень хорошо чувствует и выразительно передает конструкцию фигуры, ее наклон, равновесие, тяжесть. Эти конструктивные особенности фигуры, определяя качества рисунка, в то же время объективно выражают характер человека, его привычки, его внешний облик и душевное состояние. Например, по-особому наклоненная голова девушки в одном из портретов Горяева очень верно передает ее грустное настроение и вообще свойственное ей стремление к мечтательности. Рисуя фигуру, Горяев умеет прочно и крепко поставить ее, придать ей естественное движение и позу, найти правильное соотношение частей. Этими качествами отличается, в частности, рисунок «Чистит картошку», где лаконично подчеркнутая конструктивность форм сочетается с живым ощущением натуры.
В современном искусстве все более развиваются разные формы цветной гравюры, особенно литографии. В некоторых случаях художники ставят перед собой задачу, тождественную задаче станковой живописи,— наиболее полного живописного изображения натуры. Но подобная имитация живописи не только насилует природу и материал гравюры, но в принципе не может достигнуть при всех изощрениях техники действительного богатства и трепетности станковой живописной формы. Такого рода подделки не могут доставить большого эстетического наслаждения.
В то же время использование цвета в графике вполне закономерно, но сам метод колористического решения здесь совершенно иной, чем в станковой картине, фреске или акварели. Обычно цвет используется для выражения эмоциональной стороны художественного образа и в целях чисто декоративного обогащения. Даже беглый и неполный обзор убеждает, что графика совсем не так ограничена в своих образных возможностях, как это иногда кажется.
Вообще, проводя черту дозволенного в искусстве, мы очень часто рискуем ошибиться. Так, например, порой высказывается мнение о второстепенности натурных зарисовок и этюдов, о том, что они сами по себе не представляют художественной ценности. Но вот это мнение наталкивается на общеизвестные примеры — живописные этюды А. Иванова к «Явлению Христа» или карандашный автопортрет М. Врубеля — и оказывается неверным, потому что, хотя каждой форме искусства действительно присущ характерный уровень образности, эти формы тем не менее способны вместить в себя нечто исключительное, не поддающееся учету. Так же и в графике, виде искусства по преимуществу камерном, заложены и монументальные возможности. Как пример этого хочется привести на редкость целенаправленное творчество русского художника Василия Чекрыгина. За свою короткую жизнь художник создал большое число рисунков, разрабатывавших замыслы огромных композиций, где он зтремился воссоздать великие проявления человеческого духа.
Трудно определить, каким именно путем достигает художник впечатления монументальности небольших выполненных углем рисунков, в том числе эскизов отдельных персонажей. Может быть, тем, что в каждом лице угадывается частица какого-то грандиозного всечеловеческого действия; или дело в поразительной живописной свободе и одухотворенности, с которыми организованы массы света и тени в рисунках. Во всяком случае, хотя подобное сближение с образным строем монументальной живописи и нетипично для искусства бумажного листа, это сближение осуществимо графическими средствами и сосуществует в искусстве с примерами «чистой», плоскостной графики, приведенными выше.
И все же есть ли какая-то объективная мера условности графического языка?
От: Bira,
Скрыть комментарии (0)
Похожие темы:
|
